— Иваныч, я уже давно развращен абсолютно! — заявил лучившийся довольством Кузьмин. — Еще на той войне, Петрович не даст соврать.

— Подтверждаю, — буркнул Прохор. — Только непонятное благодушие генерала Пожарского и покровительство Саши Романова и спасло нашего Колдуна от пяти… нет, от семи гарантированных случаев военного трибунала. Так что забей, Иваныч, и разотри. И учти, что еще не было случая, чтобы Колдун выданный аванс с лихвой не отрабатывал. Ванюша, я ведь прав?

— Прав, Проша, прав, — ухмылялся вовсю Кузьмин. — Только ты поведай нашему ротмистру и особенно царевичу, сколько раз я тебя после проведенных операций перед тем же самым генералом Пожарским и Сашей Романовым отмазывал за учиненные тобой зверства.

Воспитатель сначала вскинулся, а потом как-то сразу поник и опустил глаза, колдун же весело продолжил:

— Все мы здесь собрались с определенными отклонениями в психике, а что-то пытаемся строить друг перед другом! Более или менее честными являемся мы с царевичем. А вы двое? — Кузьмин неуловимо изменился и, не отрываясь от дороги, умудрился уставиться косым, тяжелым взглядом на Михеева. — Иваныч, а не хочешь ли рассказать царевичу, почему ты при таких-то родственных связях всего лишь ротмистр, а не полковник?

— Ваня! — буркнул Прохор, а Михеев отвернулся и демонстративно уставился в окно.

— А наш Владимир Алексеевич, будучи молоденьким офицером с опытом успешных операций, приказ евойного папаши-генерала по зачистке одной китайской деревушки отказался выполнить, — зло бросил Иван. — Вот старший Михеев и тормозит изо всех сил производство сына в чинах, считая его недостойным продолжателем славного рода.

Теперь мне становилось понятным поведение генерала по отношению к сыну…

— А ротмистр, несмотря на это, продолжает служить роду Романовых верой и правдой, — продолжил колдун, — и только благорасположение государя с государыней и их сыновей позволяют Владимиру Ивановичу выдерживать такое давление со стороны главы рода Михеевых. Да еще ты, царевич, так удачно оказал сопротивление самому генералу Михееву, чем вызвал понятный восторг и тайное одобрение в рядах дворцовой полиции.

— Убью за отца!.. — дернулся было ротмистр по направлению к колдуну, но тут же обмяк на сиденье.

— Ожидаемая реакция, — только пожал плечами Кузьмин, а Прохор неодобрительно вздохнул. — Я бы за подобную похабщину в отношении собственного покойного бати, пусть земля ему будет пухом, клиента мучил очень долго… И пусть он бы говорил чистую правду… Все равно обидно это звучит для достойного продолжателя рода… Короче, царевич, держись наших, прошедших всю эту дикую херню. Только среди них ты встретишь нормальное взаимопонимание… Это и Романовых касается, особенно отца твоего и дядьки Коли. Деда твоего царственного слушайся тоже, как и генерала Пожарского, и, конечно же, любимого Прошку. Все остальные, сука, нормальные! Они тебя не поймут. — Кузьмин тяжело вздохнул. — Но помни, именно ты ненормальный, а не обычные людишки, и решения принимай исходя именно из этой парадигмы. Договорились?

— Договорились, — мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. — Прохор, а ты как оцениваешь данную философскую сентенцию?

— Как правильную со всех сторон, — хмыкнул тот. — Колдун хоть и конченая сволочь, но в психологии контингента всегда разбирался на «отлично». Даже если контингент из высокорожденных. Разницы, если есть понятия о чести, по сути, и нет никакой.

— Тогда полностью принимается, — глянул я в зеркало заднего вида. — Еще умные мысли будут, господин Кузьмин?

— Было бы неплохо тебе вдумчиво ознакомиться с личными делами вверенных сотрудников, царевич, — лениво протянул колдун. — И привлечь к этому делу понимающих старших товарищей, умеющих читать между строк.

— Принято. Дальше.

— Еще открыть на мое имя швейцарский счет, перевести на него пару десятков миллионов рублей. А еще я хочу шамаханскую царицу! Если с ней у тебя не выгорит, согласен на что поплоше, но обязательно жопастое…

— А как же матушка Наталья? Или она уже не тянет на твой тонкий эстетический вкус?

— Царевич, мы же в отпуске! В отпуске все мужики по определению холостые! Но если ты настаиваешь, обойдусь счетом в швейцарском банке, с которого я супруге куплю достойный подарок. Так пойдет?

— Наличку принимаешь?

— Принимаю.

— Но подарок выберут Маша с Варей.

— Чистый змей-искуситель! Чтоб тебя черти взяли, царевич! А царевны смогут достойное что-нибудь подобрать?

— Ваня! — решил, наконец, вмешаться возмущенный до глубины души Прохор. — Ты за помелом своим следи хоть иногда! Чтоб великие княжны да не смогли?! Еще и просить у них будешь, чтобы лично Наталье подарок вручили.

— Такое возможно, царевич? — возбудился Кузьмин и отпихнул завалившегося в его сторону на очередном повороте Михеева.

— Сначала благодарность за «Гелик», Ваня, — хмыкнул я, — потом ненавязчивая просьба насчет гербов, а затем и совет с подбором цацек для супруги…

— Может, и выгорит… — с сомнением протянул колдун.

А Прохор пихнул меня в бок:

— Глянь, Лешка, на нашего Ваню-артиста! Уже и план прикинул, как к твоим сестрам в ноги с нижайшей благодарностью за «Гелик» упасть и как потом с нижайшей же просьбой о подборе и вручении цацек супруге пристать. Чтоб его, Немирович-Данченко. Чистый же Иннокентий Смоктуновский! Артист малых и больших академических театров! Кеша, ты ли это?

— Харе прикалываться, Петрович! — отмахнулся тот. — Если великие княжны Наташке украшения вручат, у нее точно крышу снесет. А ты знаешь, как для баб такие знаки внимания важны… И устроит мне супруга тысячу и одну ночь, как в той восточной сказке, — мечтательно протянул колдун. — Но мечтам не суждено сбыться, царевич сестрам мою мечту осуществить не даст…

— Это еще почему?

— Я и так свой лимит, походу, исчерпал, — тяжело вздохнул колдун. — Ты-то не в курсе, Петрович, а меня сегодня на пляже царевич погасил до талого по беспределу…

— Выеживается, — улыбнулся я Прохору, который понимающе кивнул. — На жалость давит. Чувствовал бы свою вину, не полез бы при Виндзоре в «Ройс» на место водителя. Ванюша, ладно, уломал, будут тебе и цацки, выбранные царевнами, и вручат их твоей Наталье мои сестренки. Доволен?

— Премного благодарен, ваше императорское высочество! — гаркнул он. — Отработаю!

— Это же касается и твоей Екатерины, Прохор, — продолжал я улыбаться. — И не смей возражать.

— Как я могу, ваше императорское высочество! — воспитатель изобразил сидячий глубокий поклон. — Только цацки Екатерины должны быть всяко дороже цацек Натальи, иначе мне свадьбы не видать!

— В жабу превращу! — машину ощутимо повело в сторону обочины, а потом дернуло в сторону встречки. — Не бывать такому! Царевич, требую справедливости! Я первый заказ разместил!

— Молчи, упырь колдунский! Мне жениться, а тебе просто супругу задабривать за свои мутные похождения по воровским малинам!

— Воровским малинам? А ты, кроме как резать людишек и сжигать их, так ничему и не научился!

— Я сынку воспитал, тварь ты колдунская! А ты жену не можешь воспитать так, чтоб без роскошных подарков к ней из командировки вернуться!

— Молчать! — не выдержал я. — Оба старые дебилы! Постыдились бы! Кто мне еще совсем недавно втирал насчет ненормального братства, опаленного войной? А кто активно поддакивал? Решение моего императорского высочества будет таково: Екатерине подберут яркие украшения, соответствующие ее возрасту, недавно перевалившему за отметку двадцать лет, а Наталье, как замужней даме, приобретут все то же самое, но чуть… не такое вызывающее. Так пойдет?

— Да, — в один голос буркнули оба закадычных друга.

— И не забывайте, господа, — продолжил я, — у нас еще есть Алексия, украшения которой тоже надо подобрать, и ты, Ванюша, в этом прямо заинтересован.

— Помню, царевич, — кивнул он. — И тоже собирался обратиться за помощью к великим княжнам.

— Вот и совместишь с моим обращением к сестрам. И возвращай уже ротмистра к жизни и извиняйся перед ним, мы скоро на место прибудем…